А точнее, о "Времени" и об "Анониме".
Про время понравилось - умно и экшенно. Мир интересный, и в целом, и в мелких фишках. Главный герой хорош – в моральном плане, пожалуй, даже слишком хорош, с ним даже в разведку можно. Героине, конечно, больше с ним повезло, чем ему с ней... но это уж его дело И главный эквилибриум в роли главного копа великолепен. "Я пятьдесят лет отдал этой работе"... и ведь не в "валютном" выражении
Когда слегка улеглись лингвистические восторги, с которых неизбежно начинается фильм (одно «есть минутка?» чего стоит!), начинаешь осознавать, в каком постоянном стрессе они там живут. Даже не потому, что в запасе не больше дня – а из-за чудовищной ответственности друг за друга – вернее, чудовищно наглядной. Нет контекста, в котором так звучат слова: «Если бы не ты, мне бы не жить...» Все-таки, если сегодня не заработаешь на еду, можно перетерпеть, можно выпросить, можно в мусорке найти... а последние оплаченные секунды истекли, и все, без вариантов. У богатых, ясное дело, другой стресс – малейший риск для жизни, как все твои сотни лет уже никому не нужны.
Еще очень чувствуется, что общество вступило в эпоху упадка. Очень уж провисает система безопасности. Ну, в самом деле, и трех дней не просуществовали бы эти Бонни и Клайд в нашем мире, именно потому, что в нашем мире неважно, сколько копов положить на операции по их поимке. А когда время становится валютой, неизбежно – и хуже всего, подсознательно - ценность приобретает человеческая жизнь. читать дальшеСмутно догадываюсь, что раньше фишка «копы тоже живут одним днем» работала как надо, потому что жители бедняцкого квартала до сих пор не разнесли эти самые пропускные пункты камнями и палками. Значит, выработалась традиция, как у тех обезьян, которых к бананам не пускали, потому что когда-то за это били электрошоком. А электрошокер-то от бездействия разладился, и толпу полицейских можно разогнать одним пистолетом, потому что они в принципе от этой штуки давно отвыкли, и потому что работа работой, а своя рубашка ближе к телу. И я их понимаю: одно дело, когда пуля в голову кладет конец жизни – а представляете, если при этом автоматом еще и сгорают все ваши сбережения? Соответственно, та самая фишка работает только на правонарушителей, когда у этих стражей завод кончается в самый неподходящий момент. Что и было продемонстрировано.
Глупых вопросов, совершенно не мешавших восприятию, а просто так, у меня возникло два: во-первых, was it a side-show of a side-show сколько их там человек вообще и кто кому там гетто в соотношении между бедными и богатыми? Миллион лет – это всего-то тысяча человек по сто лет, это даже меньше, чем тираж редкой книжки, так что для резервного фонда и для обрушения рынка сегмент, на котором действуют герои, что-то невелик. И на улице их маловато мелькает. А во-вторых, откуда они берут это самое время? Где скважина-то, из которой его в сейфы закачивают? Все-таки интересно, насколько в реальности исчерпаем ресурс – либо его и правда на всех хватит, только гады-долгожители придерживают, чтобы меньше проблем иметь, либо, кроме «отнимать и делить», ничего с ним вытворять нельзя по определению... И что собой в реальности представляет этот ресурс (все равно же время – это такая абстракция, прямо как деньги, чтобы считать было удобнее)? Генетическое топливо, чтобы организм мог функционировать?
Вообще, для изучающих экономику такое наглядное-наглядное пособие. Особенно по поводу инфляции и девальвации, когда с увеличением валютной массы сразу растут и цены. Жаль, что не довели до конца мысль одного из гадов по поводу того, сколько бед еще принесет то бесплатное время – как минимум, оно скоро начнет перераспределяться и служить предметом спекуляций, ибо потребности всегда безграничны, а к тому же, в сегменте стало работать некому, скоро там будет оч-чень весело, особенно если внешний мир возьмет его в экономическую блокаду... М-да. Смотреть приятнее, чем размышлять, но размышлять интереснее.

А про анонима понравилось бы больше, если бы не главный герой. Что-то он мне как-то не лег на душу. Вот зато понравилась Ванесса Редгрейв в роли Елизаветы. Вот любопытно – год у меня начинался Софьей Андреевной из «Последнего воскресения», которая в свои *** еще неплохо в том кине отжигала. А заканчивается динозаврихой Елизаветой, которая в свои *** еще может вспомнить, КАК неплохо она в том кине погуляла... Такая старушка-шкатулка, в которой хранится цветистое прошлое и иногда выглядывает на свет. Но Елизавета, пожалуй, была для меня самым ярким пятном в этой темной и туманной истории (темнота прилагается к темницам, туман – к Лондону, логично, аутентично, для глаза нелегко). А собственно с анонимом получилась у меня странная история: все время вылезает вывод, что имя его как-то не особенно важно. Потому что божий дар распределяется по принципу «на кого бог пошлет», и лощеный царедворец, загнавший в глубь души юношеские мечты и страсти, может «слышать голоса» не с большей и не с меньшей вероятностью (и правом), чем заикастый актеришка. В конце концов, и тот, и другой не стесняются мешать его с яичницей – один обращает в деньги, другой использует для сиюминутной политики. И при этом над увечным издевается, что уж совсем не комильфо
читать дальше(Едва притронувшись к матчасти, в которой я не знаток, выясняю, что если бы там в тот момент поставили именно «Ричарда III», пуритане были бы как раз не против, потому что хромого и злого Ричарда III в массовом сознании поселил Томас Мор, а Елизавета хлопала бы в ладоши, потому что ее дедушка того Ричарда сверг, без чего никаких Тюдоров и на троне бы не сидело. Буза в театре планировалась на фоне «Ричарда II», который был не хром, не горбат и не пуританин, зато некомпетентен в делах государственных, и его в спектакле открыто свергали с престола - предполагалось, что народ проникнется и пойдет чего-нибудь тоже делать с престолом и с Елизаветой).
Ясное дело, что мне лично тут ближе честный Бен Джонсон, у которого какой талантишко ни есть, а все же свой и непродажный. Ну, конечно, не с гением же мне отождествляться... но, когда чужой гений, славу и имя тебе швыряют вот так пренебрежительно, то пусть их кто другой поднимает. Я понимаю, что истинные аристократы себя по-другому не ведут, тем паче с обслугой вроде писателей, но понимать не значит проникнуться. Зато честный Бен в том кине очень уж крупно понервничал, с кучей человеческих жертв. Так что самым приличным оказывается тут Саутгемптон, который тоже поучаствовал в той бузе с жертвами, но исключительно из дружеских чувств к Эссексу. Или из братских, кто их среди этого промискуитета разберет.
Ловлю себя на темных и туманных мечтах об альтернативном «Анониме» на фоне коллективной (козьма-прутковской) версии Шекспира. Этакий клуб интеллектуалов, развлекающихся запретными для аристократов играми в духе «Маятника Фуко» (куда, разумеется, меня тянет запихать всех-всех-всех, кто в роли того анонима ни перебывал, включая Кита Марло, с которым в фильме обошлись так немилосердно, Бэкона – кстати, а где?! – и присутствующих в версиях дам - а история, при чем тут история?). И чтобы кто-нибудь, хотя бы тот же актер Шекспир, хорошо разбирался в механике и коммерции театра. И чтобы побольше было кусочков из пьес и предполагаемых к ним «ключиков», «семечек» и «корешков». Я даже не возражаю, чтобы супруги Ратленд переписывались сонетами, а все остальные ломали головы, кто какого пола кому какого пола который из них адресовал. И даже яичница с разбитыми на площади яйцами как-то очень кстати туда клеится – заигрались, называется, обычное дело... Чую, ширпотреб вышел бы жуткий, но мечтать забавно.
Да, а вот буйные лондонские зрители очень порадовали. Волшебная сила искусства!

И на закуску - связка между ообеими частями поста. Вот так полезешь за матчастью ко второй истории, а подвернется тебе как раз про время в разные времена... Особенных открытий нет, но на память
Уже в XII в. город перешел к точному измерению времени механическими часами. Открытие часового механизма Энгельс отметил как одну из вех на пути к современной цивилизации.
Часы устанавливаются в центре города – обычно на башне ратуши. Отныне их бой становится регулятором делового ритма города. Даже невозможно представить себе, насколько от этого новшества ускорился темп жизни, стал более напряженным день горожанина. Поистине это была великая школа этического перевоспитания, в основе которого лежал фактор времени. По крайней мере, всем, кто стремился преуспеть в чем-либо, пришлось научиться считать часы и минуты. (...)
Так на смену средневековому «изобилию» времени, впечатлению о его «мучительной медлительности» пришло осознание его «краткости», его быстроты и неуловимости, а потому необходимости успеть извлечь максимальную пользу в «отпущенное» человеку время.
Примитивное сознание – сознание синтетическое. Вместо расчленения окружающей действительности на начала природы и человека, оно отражает их в нерасторжимом единстве; вместо различения моментов времени в порядке их следования: прошлое, настоящее, будущее – оно охватывает их, по сути, как одновременные. Человек с подобным видением мира окружен прошлым, оно продолжается в настоящем, а будущее – это то же «вчера», но которое наступит «завтра». И в самом деле, если порядок и характер событий твердо фиксирован, то законом жизни становится неизменность. Связь человека с родом столь велика, что смерть, исчезновение одного из членов такой группы не очень занимает остальных. Главному – существованию группы как целостности – это событие не угрожает: уход одного из ее членов восполнится рождением нового, функции умершего возьмет на себя юноша, прошедший обряд инициаций. Таким образом, смена отдельных членов общности, весьма напоминавшая ему смену и обновление в природе, не угрожала устойчивости и преемственности общности. Последняя в его сознании как бы приподнималась над временем. (...)
Дуализм между бессмертием души и смертностью плоти христианство представило как дуализм двух миров – земного и небесного. Яркой иллюстрацией этого является система образов, в которых средневековье воплощало человеческое существование: в первом из этих миров жизнь – трудная, полная опасностей дорога, человек – паломник, по ней бредущий. Ему не только безразличны картины природы, открывающиеся по сторонам дороги, они враждебны ему. Его взор устремлен только вперед, к миру за пределами времени, и занимает его лишь длина пути: лучше, чтобы он был покороче. В этом случае меньшим был бы груз грехов, ближе идеал святости. Естественно, что восприятие времени средневековым человеком оставляло его полностью равнодушным к столь жгучей в новое время проблеме, как «трата времени». Время, эта высшая для нас экзистенциальная ценность, в его глазах было лишено всякой ценности.
Было бы, однако, ошибочным не замечать того факта, что представление о времени, сформировавшееся под влиянием христианства, являлось важным шагом на пути к открытию исторического времени. Восприятие времени в христианстве отличалось от натуралистического (циклического), равным образом и от античного как абсолютной текучести (времени симметрического). В христианской традиции время рисовалось однонаправленным, целевым, накапливающимся. В этом представлении были заложены познавательные возможности, раскрытые лишь в эпоху Возрождения.
Расцвет городов в странах Европы, и прежде всего в Италии, в XII-XVI вв. потребовал пересмотра традиционных представлений о времени. Бюргерство благодаря неземледельческим занятиям, с одной стороны, вырвалось из заколдованного круга циклического времени, а с другой – не могло мириться с негативным отношением к фактору времени, проповедовавшимся церковью. Для бюргера с его предприимчивостью церковный календарь и монастырский устав явно не годились. Неудивительно, что именно в сознании бюргера время стало позитивной ценностью, которой следовало как можно разумнее распорядиться.
Уже в XII в. город перешел к точному измерению времени механическими часами. Открытие часового механизма Энгельс отметил как одну из вех на пути к современной цивилизации.
Часы устанавливаются в центре города – обычно на башне ратуши. Отныне их бой становится регулятором делового ритма города. Даже невозможно представить себе, насколько от этого новшества ускорился темп жизни, стал более напряженным день горожанина. Поистине это была великая школа этического перевоспитания, в основе которого лежал фактор времени. По крайней мере, всем, кто стремился преуспеть в чем-либо, пришлось научиться считать часы и минуты. (...)
Так на смену средневековому «изобилию» времени, впечатлению о его «мучительной медлительности» пришло осознание его «краткости», его быстроты и неуловимости, а потому необходимости успеть извлечь максимальную пользу в «отпущенное» человеку время. На смену средневековому путнику, отрешившемуся от всего земного, пришел Улисс, охваченный ненасытным интересом именно ко всему земному, жаждой знаний и открытий, стремлением полностью воспользоваться «столь мимолетной бодростью наших чувств».
В новой перспективе время стало означать движение, обнаружение скрытого, возможность свершения, поле деятельности, на котором человек, вопреки собственной смертности, способен раскрыть свою духовную сущность и обрести бессмертие, поскольку творец как жизненная сила пребывает в человеке. М.А.Барг. Шекспир и история.