Что-то меня снова на Ваксберга потянуло...
Итак, опять не корысти ради, а исключительно в просветительских целях - о первых противоречивых шагах авторского права и авторских обязанностей в нашем отечестве.


К примеру, в 1816 году в Московский цензурный комитет доставили две книги: одна будто бы сочинена была Лафонтеном и называлась "Адель и Фани, или Странное приключение двух любовников, заключенных в темницу", другая же, писанная Шписом, имела название "Юлия, или Прогулка на берегу Гаронны". При проверке выяснилось, что в книгах этих один и тот же – слово в слово - текст, ни к Лафонтену, ни к Шпису отношения не имеющий. К тому же герои не попадают в темницу и ни разу не прогуливаются по берегам Гаронны...
Сочинители оказались вне закона. Вообще. Только теперь это стало ясно. До сих пор писатели не задумывались над своими правами - литература была скорее приятным занятием, а не отраслью промышленности, чем, по словам Пушкина, она сделалась вскоре. История с Ольдекопом показала, что каждый при случае мог оказаться жертвой литературного разбоя. О том, что книги способны кормить автора, что в стихах или в повести заключена материальная ценность, в то время и не помышляли. Да оно и понятно: когда историограф и летописец Александра I академик Шторх стал выяснять социальный состав русских авторов, проявивших себя в литературе за первое пятилетие девятнадцатого века, оказалось, что среди них было десять князей, шесть графов, три министра, два посланника, шесть архиепископов - и так далее, в том же духе. Эти люди в деньгах не нуждались, а книги писали для баловства, для удовольствия, "для души". Жить за счет книг они, конечно, не собирались. А собравшись, не смогли бы: читателей было мало, тиражи книг - ничтожными; подчас требовались годы, чтобы разошелся даже самый куцый тираж. Так что авторов читатели взять "на содержание" никак не могли. Содержали их не читатели, а цари...
Уставом не дозволялось печатать "места в сочинениях и переводах, имеющие двоякий смысл". То, что было вычеркнуто цензурой, ни под каким видом не разрешалось "обозначать точками или другими знаками, как бы нарочно для того поставляемыми, чтобы читатели угадывали сами содержание пропущенных повествований или выражений". Не допускалась "несправедливая похвала книгам", чтобы "любители чтения не могли быть через то приводимы к неосновательному желанию приобрести книги, не заслуживающие их внимания"...
Пренебрежение к писательскому труду николаевские законоведы продемонстрировали и несколько лет спустя, когда (еще при жизни Пушкина) составлялся свод всех российских законов. Вошли в этот свод и законы по авторскому праву - в виде приложения ко второму примечанию к статье четыреста двадцатой тома десятого. "Приложение к примечанию к статье" - такого места удостоились в царском законе права русских писателей, публицистов, ученых. И права эти были под стать месту, которое они заняли в своде, — мелкие, урезанные, формальные...
Когда много лет спустя, в 1909 году, А.Ф.Кони подводил итоги полувекового существования этой поправки к закону, оказалось, что она обогатила только далеких потомков писателей и лишила народ великих произведений литературы. Например, книги Гончарова продавались по двадцать и более рублей и, значит, были доступны только очень состоятельным людям. "Выходит, они сделаются всеобщим достоянием, - замечал Кони, - лишь в 1941 году... и, значит, "Обыкновенная история", появившаяся в 1847 году, станет продаваться по общедоступной цене лишь через девяносто три года после своего создания". Напоминая, что и сочинения Тургенева по той же причине стоят пятнадцать рублей, Кони спрашивал: доступна ли эта цена сельскому учителю, рабочему, ремесленнику, студенту? Ответ был очевиден. Кони приходил к выводу, что удовлетворение ходатайства Натальи Николаевны последовало "в нравственный ущерб и Пушкину и русскому обществу". И действительно, еще в 1886 году, за несколько месяцев до истечения авторских прав наследников Пушкина, собрание его сочинений стоило не менее десяти рублей и расходилось, самое большее, по две тысячи экземпляров в год. Всего же за пятьдесят лет было продано не более шестидесяти тысяч экземпляров...
Аркадий Ваксберг. Не продается вдохновенье. М., «Книга», 1990.