Гуманитарий в прозекторской

А какую книжку мне мама на улице нашла! Лев Этинген, "Страна Анатомия", восьмидесятые годы прошлого века. Автор писал ее для заядлых гуманитариев, которые из детского возраста давно вышли, школьный курс
анатомии человека давно забыли и вновь заинтересоваться , где у них что, могут только при условии, что их действительно заинтересуют...
Я не исключаю того, что у каждого есть свой (неважно, как полученный) «анатомический опыт». Но согласитесь: современный образованный человек часто способен поддержать беседу о политике, о музыке Вивальди, об исследовании космоса, конечно, о футболе и хоккее, но без всяко энтузиазма – о строении своего собственного тела. Он знает о планетах, подводных и подземных глубинах, но у него весьма смутное представление о том, что и где именно находится у него под кожей. (...) Если вы посидите во время приема рядом с врачом в поликлинике или будете присутствовать при обходе в больнице, что нередко услышите о том, что болит (ломит, жжет, свербит, зудит, чешется) «где-то там», в лучшем случае – «под ложечкой» (хотя в анатомии ее нет, есть чашечка).
А автор им и рад помочь - вместо сухого трактата достаточно живой стиль, не без доли фирменного черного юмора, с аттракционами в виде интересных фактов, при этом постоянно перемежающийся поэтическими и прочими цитатами, чтобы мы не заскучали от сплошной биологии...

Поль Валери недоумевал, какая необходимость человеку иметь механизм радости, стыдливости, грусти – другими словами, органы, не способные выдерживать мысль и обусловливающие слезливость? Лично я думаю, что чудесный французский поэт в данном случае слишком прямолинеен. Пусть уж меня упрекают лица, считающие себя сильными, но иногда просто желательно, а вернее, естественно поплакать. Облегчить душу (сердце) из сострадания, от грусти.
Ведь плакать сладостно, когда томит забота,
Когда несчастного жестокий рок гнетет,
Слеза всегда смывает что-то
И утешение несет, -
писал В.Гюго.
Можно заплакать и от страха, гнева, злости. Отнюдь не умаляя свое достоинство, плачут не только девы, но и витязи в широко известной поэме Шота Руставели. Причем выделение слезной жидкости здесь не свидетельствует о слабости, унынии, а скорее, выражает подбадривающее настроение. Слезные железы нужны каждому из нас. Их продукция необходима как для увлажнения поверхности роговицы (питания кислородом, поступающим с влагой), так и для смывания с нее грязи. Слезы – первый защитный барьер для глаза, ибо в них содержатся лизоцим и иммуноглобулины.

Как определили нынешние эндокринологи, обратившие внимание на округлые шеи изображенных на портретах женщин, многие из моделей Рубенса, Дюрера, Ван Дейка и других художников страдали зобом. В особенности же такие шеи встречаются в творчестве Энгра, а затем А.Матисса.

Цветовой оттенок волос различен и зависит от вида кератина (белковых веществ): в рыжих – родокератина, в черных – меланокератина, в коричневых, а также у блондинов и шатенов – смеси мелано- и лейкокератина. Это также является генетическим признаком. Химический состав волос очень сложен: в него входит марганец, медь, натрий, йод, бром, хлор, ртуть, - всего до 40 веществ. Марганца, свинца, титана, меди и серебра больше у тех, у кого цвет волос темный, а не светлый. В седых же волосах содержится лишь никель. Седым волосам М.Цветаева за всех нас отдала дань:
Это пеплы сокровищ:
Утрат, обид.
Это пеплы, пред коими
В прах – гранит.
В волосах находят и золото. Причем по его содержанию женщины воистину более драгоценны, чем мужчины.

У всех тех, кто избрал для себя для частого ношения маску сосредоточенного выражения, задействовано 17 мышц, а это ведет к большому утомлению. При улыбке, например, работают всего девять мышц.

Любой врач скажет, что у Вия был птоз, то есть опущение века в результате паралича, да еще двустороннего.

К пожилому возрасту уменьшается эластичность черепа, кости становятся хрупкими. В прежние времена анатомы, обожающие публичные эффекты, бросали в аудитории студентов череп молодого человека на каменный пол, и в силу эластичности препарат подпрыгивал, как мячик. Затем то же делали с черепом старика, и он рассыпался на куски.

все в морг!
Пролог.
Ты – чудесно, тело, ибо воплощаешь собой человека, его мысли, чувства, поступки. Ты бесконечно в своем стремлении к самоутверждению, а по определению Маркса, ты вообще являешься предпосылкой человека.
При кажущейся стандартности строения, обладая длиной, шириной и глубиной (Декарт), ты весьма индивидуально, геометрически неправильно. Строение твое полностью не известно до сегодняшнего дня никому, в основе функций заложены самоподчиненность и неразрывность всех сложных систем и образующих органов, тканей и клеток. Ты – временно, тело, и, будучи историей духовной и физической жизни индивидуума, растешь как «красота вселенной» вначале ввысь, а потом – увы! – вниз, становясь квинтэссенцией праха (Шекспир).
Тело! Никто не знает, что это такое (Паскаль) и к чему оно способно (Спиноза). Может быть, ты – храм души, основа которого дана творцом из кожи, мышц, костей и жил (Хайям), или же пустое собрание висков и губ, и глаз, ладоней, плеч и щек (Пастернак), или биологический феномен (Шкловский), или святая святых (Чехов)?
Ответа нет, и вряд ли можно однозначно сказать о теле, которое действительно так «биологически ущербно», изумительно, и изменчиво, трагично и комично, ибо Ecce homo – се человек!

Подсчитано (Н.Т.Соколов), что в текстах Гомера встречается 146 анатомических терминов. «Илиада» и «Одиссея», трагедии Еврипида и Софокла сохранили нам образцы древнегреческих терминов. От римлян нам их донесли сочинения Авла Корнелия Цельса и др. Бытовая лексика внесла в анатомию, в частности в русские учебники, такие слова, как «персты» (двенадцатиперстная кишка), «чрево» (под- и надчревные области), «выя» (выйная связка) и т.д. Постепенно, а началось это в Европе с конца XIV века, выработанный поколениями бытовой анатомический словарь очищался в основном от арабизмов, варваризмов и словесных гибридов (сочетание греческих и латинских слов), архаичных и даже неприличных терминов, а книгопечатание способствовало освобождению анатомии и от измышлений переписчиков. Например, исчезли названия типа «морской мускул», который якобы был сильно развит только у моряков, карабкающихся на мачты, «сонный мускул» - мышцы, смеживающие веки, и др. Исчезли в угоду рациональности и многочисленные синонимы, весьма красивые поэтические метафоры.

Вообще же определенность терминологии очень путает. Писал же А.П.Чехов в своей «Краткой анатомии человека» (1883), что, по мнению дворников, «микитки» находятся пониже груди, а они же, по мнению фельдфебелей, повыше живота. Не каждый русский сообразит, что трахею иногда называют пикало. В некоторых областях России живот – кутырь и кавбух, сосок на женской груди – бородавка, а часть ноги от таза до колена – стегно, гача, кульша, лядви, клыпка; передняя часть головы – пыса, лыч или храпа.

Н.И. Пирогов всю жизнь отличался неистовством в работе. Если вскрытия – то двенадцать тысяч трупов с подробнейшим описанием каждого. Если подготовка к профессорскому званию и операции на трупах людей и живых животных, то до такого исступления, что сам испугался: «Ведь так, пожалуй, легко зарезать и человека».

У короля одного из изолированных районов Республики Заир на руке можно видеть и в наши дни священные браслет – канакеле, необходимый для положительного исхода сражения с соседним племенем. На его изготовление лучше всего шли сухожилия из специально забиваемого племянника короля.


(после 1825 года): Очень уж хотелось выдвинуться честолюбивому попечителю Казанского университета. Поэтому все имеющиеся на кафедре анатомии свежие и законсервированные препараты, все трупы были уложены в гробы – таким образом и похоронили весь анатомический музей.

Бальзамирование не являлось прерогативой египтян. Так же знатных покойников обрабатывали и на другом континенте майя. Сохранением мертвых занимались и скифы. Кстати, тело Александра Македонского, умершего во время похода, долго содержали в пчелином меде, чтобы привезти в Вавилон; труп адмирала Нельсона перевозили в бочке с коньяком; в средние века неаполитанский король Ферранте некоторых своих врагов засаливал; в эту же эпоху бальзамировали английских королей (Эдуарда II, Генриха VIII), а несколько позже – уже в России и Николая I. Был введен фиксирующий раствор и в тело Паганини. Сделано это было не зря, ибо, читаем мы в заключительной главе известного романа А.Виноградова, великого скрипача потом еще пятьдесят шесть лет католическая церковь не разрешала предать земле.

Препараты Рюйша (знаменитого голландского анатома из Лейдена, 18 век) сделаны высокопрофессионально. Для них характерны даже своеобразные анатомо-поэтические композиции, включающие красивые минералы, разнообразные ткани, листовое и сусальное золото и т.п. В ряде случаев создавались целые сцены, имитирующие внимание, скорбь, радость. Скелетам придавались позы, свойственные живым людям, причем все это на фоне различных пейзажей. При этом научность, конечно, неминуемо уступала занимательности. Но впечатление достигалось колоссальное. Чисто зрительно стиралась как бы грань между живым и мертвым.

Тема «ужасного в обыденном» возникла и успешно эксплуатировалась также в литературе. Так, во Франции Жюль Жанен, кстати, любимый романист Пушкина, вывел даже некий стандарт граней отталкивающего: публичный дом – венерическая болезнь – тюрьма – труп. Появились рассказы с жуткими названиями типа «Трупосечение» (А.Пишо). Мода оказалась удивительно живучей. Например, немецкий поэт и врач Готфрид Бени в 1912 году выпустил сборник стихов «Морг», неоднократно упоминая препарированный труп. Та же тематика его творчества явствует из названий других сборников «Плоть», «Мусор», «Расщепление».

В двадцатых годах нашего века один из отечественных анатомов собрал такие сведения, полученные при тщательном исследовании ста трупов. Аномалий мышц на них встретилось 243, артерий – 71, вен – 43, органов дыхания – 3, нервов – 2, органов пищеварения – 2 и почек – 1. Мышцы оказались самыми изменчивыми, причем не вообще, а преимущественно на конечностях, и на руках чаще, чем на ногах. Да еще не самые крупные образования, а мелкие, «несущественные» мышечные пучки. Однако все это слагаемые нормы, обычно не обуславливающие патологического состояния и уж тем более не выходящие за рамки нашего вида, ибо они не сумма случайностей, а варианты, обусловленные индивидуальным развитием и историей появления отдельных групп организмов и их органов. Существуют пределы таких вариантов. в связи с чем не может быть у человека трех аорт, двух голов, трех ног, трех ушей, плавательного пузыря, рогов, хобота и т.д. В годы учебы в медицинской школе будущему писателю Сомерсету Моэму один из преподавателей вполне правомочно разъяснил, что «в анатомии необычна скорее норма». Он был абсолютно прав. Норма в анатомии практически не встречается. Кстати, трудно договориться и о том, что считать нормой. Лично я склоняюсь к определению, предложенному философом В.Петленко: «Норма для каждого человека – явление объективное, реальное, индивидуальное... Нормальная система – всегда оптимально функционирующая система».

Со времен крестоносцев во Францию попала лопатка, принадлежавшая знаменитому Самсону. Ей поклонялись как реликвии. Правда, потом выяснилось, что лопатка эта... кита. Единственным утешением верующим осталось лишь то, что кит тоже весьма силен. В 1662 году в одной из пещер Венгрии нашли кости дракона. Лишь потом определили, что они принадлежали жившему во времена ледникового периода пещерному медведю.

360 костей – такое количество назвали последователи Жуд-Ши – это из врачебной науки Тибета; 300-306 – из книг древниндийского хирурга Сушруты, а также согласно воззрениям древних китайцев; 295 – обозначено в одном из апокрифов XI века; 248 - считал сирийский ученый XII века Абусаид, живший в Армении; 248 – у древних евреев. Иосиф в романе Л.Фейхтвангера «Иудейская война» разъяснял: «Наши женщины воспитываются не для молитв... Они обязаны соблюдать запреты, но не повеления. У нас есть триста шестьдесят пять повелений, по числу дней в году, и двести сорок восемь запретов, по числу костей в человеке». Правда, в кодексе средневекового философа Маймонида есть указание и на 252 кости. 219 костей существует в человеке согласно воззрениям древних скандинавов, а также констатации Арнольда из Виллановы в знаменитом салернском «Кодексе здоровья». (...) Объяснить весь этот разнобой следует, конечно, не изменениями скелета по мере смены поколений, а тем, что к костям относят всевозможные элементы, например зубы (...) К костям причисляли и элементы органов, имеющих хрящевую основу, к примеру гортань, и просто твердые ткани – ногти. Имело место и элементарное незнание анатомии, в частности мелких костей черепа. Кроме того, количество костей у разных людей не только раньше, но и теперь действительно варьируется.

У племен диких индейцев на территории нынешних Бразилии, Мексики существовал обычай искусственно вытягивать черепа, придавая им башенную форму. Для этой цели иногда головку сплющивали деревянными дощечками (к примеру, у майя), особыми по форме чепцами или же давили ребенку на лоб как можно чаще. На островах Новые Гебриды и сейчас в отдаленных поселениях мягкую головку новорожденного обвязывают шнуром от сети. Сплющенный лоб поэтому сдвигается назад, что явно отличает, по воззрениям островитян, человека от животного. В окрестностях Тулузы (Франция) считалась красивой для девушки голова, вытянутая в направлении затылка. Достигалось это тоже поперечным бинтованием с самого детства. В итоге и возникла так называемая «тулузская голова».

Корнем и латинского слова «мускул», и русского «мышца» является «мус»: по-латыни – мышь, а у римлян – грызун. Это символизирует как бы бегающие под кожей у человека при сокращении образования, в особенности видимые на руках, что дало основание для названия этой биологической ткани.

В свое время автору этих строк пришлось вскрывать несколько яков, обитающих, как известно, на высокогорьях. Для их мышц характерен красновато-фиолетовый цвет. У китов же мышцы почти черные: указанные животные запасают воздух легкими, а мышечной тканью даже кислород. Так что цвет мышц зависит от дыхательного пигмента – миоглобина, а его концентрация позволяет киту длительно находиться под водой, а яку спокойно существовать в условиях хронической нехватки кислорода.

У бойца-богатыря двадцатых годов Якубы Чеховского объем бицепсов был 50 см. Вспомним и о других отечественных силачах – Иване Заикине, Георге Гаккеншмидте, Георге Лурихе, Иване Поддубном и др. Но и они, и мы – все остальные – не знаем всех наших мышечных возможностей, проявляющихся лишь при чрезвычайных ситуациях. Я встречал описания таких взрывных эффектов, когда женщина подняла автомобиль, под который попал ее ребенок, или лица, спасающиеся от бешеных животных, перепрыгивали через высоченные заборы.

Попробуем выполнить следующее: сфотографируем общеизвестный эталон красоты – лицо Венеры Милосской, потом вертикальной линией разделим его на две части. К левой половине добавим ее зеркальное изображение, то же самое сделаем и с правой. Полученные в результате сложения таких двух строго симметричных фотографий лица окажутся не похожими на Венеру. Одно, широкое, округлое, в лучшем случае будет напоминать пушкинскую Ольгу, а другое, узкое, длинное, отдаленно смахивать на образ, который мы приписываем пушкинской Татьяне (хотя конкретного ее портрета автор нам не оставил). Ни Ольга, ни Татьяна не претендовали на роль общепризнанных красавиц. А вот изваянная великим мастером античной Греции Венера вне конкуренции. Напрашивается вывод: строгая симметрия убивает человеческую красоту. Кстати, поэтому так безжизненны лица кукол, у которых одинакова повторимость сторон. Другое дело, что наша асимметрия должна быть умеренно, ибо если один глаз где-то около лба, а другой залезает на щеку, - так уж лучше кукольность. И все же одно ухо у людей постоянно (!) несколько выше другого, глаза неодинаковы, нос умеренно искривлен, причем у праворуких он якобы имеет тенденцию к смещению вправо, а у леворуких – в противоположную сторону.

Иные щеки кроме того отмечены и ямочками. Старые анатомы, любившие опоэтизировать конкретно описываемое, дали этой ямочке красивое название “Impressio digiti Amoris” – «Отпечаток пальчика Амура», будто бог любви прикасался своим перстом к достойным избранницам. Как справедливо пишет Фазиль Искандер, все эти головокружительные ямочки, луночки, вороночки являются маленькими капканчиками женской природы, и несправедливо Г.Гейне считал их «похожими на плевательницы для богов любви».

В нижнем веке у нас нет мышц, которые бы могли его поднимать. А вот совы делать это в состоянии. Недавнее применение скоростной киносъемки позволило, однако, выяснить, что у человека движется не только верхнее, но и нижнее веко. Оно смещается вверх и немного вбок, в сторону носа. Я думаю, мы можем воскликнуть вслед за современным французским поэтом Рене Шаром: «О веки, преддверие влажного счастья, точно две створки раковины, которые даже неистовый глаз не в состоянии всколыхнуть, - до чего же вы красноречивы!»

Третий палец – наиболее длинный. Располагаясь посередине, он придает силу кисти во время захвата. Раньше его именовали «бесстыдным» или «наглым». А.Везалий уточнил, что вообще-то сам палец таковым не является, но древние именно его протягивали в направлении чего-либо позорного, а со временем считалось неприличным его показывать в отдельности.

Четвертый – безымянный – регулирует мышечное чувство. Это теперь так считают. А в средние века на левой руке он именовался «сердечным», ибо верили, что прямо от этого органа к нему идет специальный нерв. Поэтому-то обручальное кольцо как символ сердечного влечения на него и надевали (надевают) в ряде стран. На правой же руке он назывался «врачебным». Римские эскулапы именно на нем носили специальный перстень с изображением змеи.

И последний – мизинец. Он помогает закрепить захват. Наши предшественники житейски именовали его «ушным»: легче всего им ковырять в ушах. Модным было отставлять его при питье, при письме, специально отращивать длинный ноготь – мнимый признак мнимого аристократизма. Мизинец использовали и для сравнения (мальчик-то ведь с пальчик), правда, особенно широко лишь тогда, когда еще не знали о существовании микронов, ангстрем и т.д.

Руки издавна пожимали, гладили, целовали у отцов церкви и женщин. Но наряду с этим их и приколачивали, возлагали, ими же хватали друг друга за горло, и их же отрубали и даже выкручивали, по-разному складывали у умерших (ладонями вовнутрь, дабы скрыть от чужих взоров) – скрещенными на груди или нет. Каждое из названных, да и не названных действий, жестов (просить руку у своих избранниц, взять себя в руки) переросло в ритуал с неминуемым прологом, актами и эпилогом, став соответственно нарицательными.

Создание Бальзаком трактата «Теория походки» претендовало ни более ни менее как на выведение законов идеальной красоты движений и составление правил для тех, кто желает о себе, своих нравах и привычках внушить благоприятное впечатление. Походкой интересовались очень многие. Упомяну лишь из разных веков: Леонардо да Винчи, Н.Г.Чернышевский, К.С.Станиславский. К.М.Симонов правильно заметил («Живые и мертвые»), что у принявшего твердое решение походка, даже несмотря на усталость, становится другой. Известны уже наблюдения психологов, что раскачивание при ходьбе – признак аккуратности, даже иногда педантичности, что маленькие шаги высокого человека свидетельствуют как о неторопливости, так и о робости, желании отдалить встречу. (...) Общеизвестны, например, типы походок: моряков на суше – раскачиваясь, они привыкают ставить для устойчивости ноги шире, у старых кавалеристов («утиная» походка), солдат в строю и на параде, у мужчин и женщин, детей, у пожилых людей. Явно необычны в это плане «рукоходы», которые, как отмечал в свое время ортопед профессор Л.П.Николаев, из-за имеющейся патологии передвигаются только таким образом – на руках (иногда до 4-5 км в час). Еще более впечатляет обложка журнала «Курьер ЮНЕСКО» за март 1974 года. На ней изображен одноногий (!) слаломист на лыже, лихо берущий поворот. Номер посвящен Олимпийским играм для инвалидов, поэтому в нем в числе иных рассказывается и об одноногом прыгуне в высоту. Воистину нет пределов человеческой приспособляемости и индивидуальности!

Учение о следах – ихнология. А от итальянского слова «скарп» - башмак – происходит термин скарпология. (...) В одном старинном сочинении есть даже ссылка, что подошва, стертая с внутренней стороны, свидетельствует о склонности к мышлению, отключению от окружающих. Если же она стерта с внешней стороны, то это говорит о человеке решительном, изобретательном, способном делать неожиданные заключения; круглая потертость под большим пальцем – у человека решительного, с твердой волей и ясным умом. Для обуви скептиков и мечтателей свойственны стертость каблуков, с внешней стороны и под кончиками пальцев. А если вы отличаетесь уравновешенным характером, то подошва и каблук протираются якобы одинаково. А о чем говорят голые пятки блудного сына на картине Рембрандта? Они просто скорбные.

Очень многие легко запомнили одностишье Валерия Брюсова, содержавшее просьбу закрыть «свои бледные ноги». Мне неизвестны причины, побудившие поэта выступить с таким призывом, но убежден, что менее всего его смущала оголенность некоторых звеньев опорно-двигательного аппарата. Кое-кто, правда, пытается серьезно обсуждать длину юбок, открывающих эти самые «звенья», и претендовать на оценку всех моральных устоев. Не будем уподобляться при этом ни папе (католическому), ибо даже ему, как считал Гейне, бедра тициановской Венеры нанесли больше вреда, чем все тезисы Лютера, прибитые к воротам Виттенбергской церкви, ни Кальвину, требовавшему смертной казни женщин, рискнувших на не очень длинные юбки. Причем вряд ли они все знали о том, что в восточной и античной мифологии нога есть символическое изображение души, не терпящей грубых взоров. А может быть, и не зря в Англии одно время маскировали ножки у роялей, дабы не отвлекать их видом меломанов?

Один из анатомов XVII века всерьез утверждал, что развитие ягодичных мышц и клетчатки соответствующей области – явный признак божественной воли. Ведь именно сидение с удобствами предрасполагает к созерцанию величия бога. Непонятно только, почему не столь благочестивы, как люди, некоторые виды обезьян, у которых на известных местах имеются даже хорошо развитые мозоли.

Лишь в порыве гнева нередко возникает желание плюнуть в обидчика. У менее цивилизованных народов иногда плюют на встречного в знак высокого уважения или же себе на руку, прежде чем поздороваться, можно и на младенца (племя кикуйю), якобы «передавая» ему таким образом свои свойства. В остальных случаях человек сам потребляет производимые ежедневно 0,5-2 литра слюны.

В отдаленные от нас годы в Японии, Индокитае женщины чернили зубы лаком. Кое-где добивались и других цветов, стараясь подчеркнуть свое отличие от зверей, у которых зубы белые. Майя красили зубы бирюзой, нефритом, просверливали в них отверстия и туда вставляли драгоценные камни. Возлюбленные пиратов Карибского бассейна щеголяли зубами, сделанными из бриллиантов.

Анатомически абсолютно точно писал В.Луговской:
Я должен знать и чувствовать вино
Лишь языком. Ты понимаешь? Только
Пупырышками, здесь на языке,
И нёбом...
Если вино сладкое, то задействованы в основном сосочки на кончике языка, а если оно кислое, то – на боковых стенках. О горечи мы узнаем благодаря слизистой оболочке задней части языка. И конечно же, почти все тысячи вкусовых окончаний лежат на его верхней поверхности.

Раньше миндалины в полном смысле слова рвали направо и налево. Делали это лишь потому, что подметили связь их воспаления и заболеваний сердца, гнойного поражения и часто наблюдаемой ангины. В пьесе «Врач перед дилеммой» (1906) Б.Шоу не зря заметил, что в угоду моде вырезали и миндалины, и червеобразный отросток, и язычок мягкого неба, и даже яичники. Бегло упомянутый Синклером Льюисом в романе «Эроусмит» профессор-отоляринголог Роско Гик «держался убеждения, что миндалины существуют в человеческом организме специально для того, чтобы врачи могли покупать себе закрытые автомобили. Врач, оставивший у больного миндалины, был, по его мнению, невеждой, который преступно пренебрегает будущим здоровьем и покоем... здоровьем и покоем врача». К сожалению, так было не только в художественной литературе. Не успели в колумбийской армии ввести премии за любое хирургическое вмешательство, как один войсковой врач удалил миндалины восьмистам солдатам.

Итак, речь о конечном отрезке – прямой кишке. Называется она так явно по недоразумению. Вовсе она не прямая, а довольно-таки изогнутая. Терминологическим же недоразумением обязана Галену, вскрывавшему трупы животных. У них она действительно без кривизны. Название прижилось, скорее всего, из-за своей простоты и благозвучности. Все-таки оно лучше, чем предполагающееся «матка для кала».

Орган этот (печень) довольно мягкий и потому легко травмируется. В старых анатомических музеях приходилось видеть прямо-таки гофрированную женскую печень. Выступы и впадины на ее обычно гладкой поверхности образовались в результате интенсивной шнуровки талии и ношения корсета с твердыми косточками.

Кроме того, печени присущи фагоцитарная и барьерная функции, благодаря которым обезвреживаются некоторые продукты, поступающие сюда из кишечника по портальному руслу, да и такие ядовитые металлы, как ртуть, свинец, медь, частично переводятся в печени в безвредное состояние. Поэтому справедливо бытующее в лексиконе врачей высказывание: «Vena portarum – porta mallorum» - «Воротная вена – ворота болезней (несчастий)», Вспомните хотя бы о выражении «пропить печень». Я перечислил не все весьма пестрые обязанности печени. Но для информации тех, кто желает стать храбрым соответственно древним обычаям, стоит сообщить, что печень не вырабатывает каких-либо особых веществ «для мужества». Поэтому, даже изъятую у врагов, не надо ее пожирать.

Глубоко сочувствую попечителю медицинского факультета университета в романе Синклера Льюиса «Эроусмит», в чью шляпу проказник Клиф Клосон подкинул в анатомическом зале поджелудочную железу трупа. Этот орган действительно скользкий и на ощупь не очень-то приятный.

И.Андроников в одном из своих чудесных рассказов ощутимо доносит до нас впечатления великого драматического артиста А.Остужева, заглянувшего Ф.Шаляпину в рот.
« - Вы не знаете, что – я – увидел!!!
Выставив руки, словно предлагая наматывать на них шерстяные нитки, он округлил ладони, соединил кончики пальцев – руки встретились; оглядев образовавшееся внутри пространство, дал мне налюбоваться, глядя в глаза мне, крикнул звонко, отрывисто:
- Кратер!
Полная напряжения пауза – и снова яростный возглас:
- Нёбо!
Из ладоней образуется круглый свод.
- КУПОЛ!!! Он уходит под самые глаза!.. И вот под этим куполом рождается непревзойденный тембр шаляпинского баса!.. Язык, как морская волна в знойный полдень, едва зыблется за ожерельем нижних зубов... И ВО ВСЕЙ ГЛОТКЕ НИ ОДНОЙ ЛИШНЕЙ ДЕТАЛИ!.. Она рассматривается как сооружение великого мастера! И я не могу оторвать глаз от этого необыкновенного зрелища!..»
Сам же Остужев увидел у себя – это уже я вмешиваюсь в рассказ Андроникова,
«ГОРЛО ПИВНОЙ БУТЫЛКИ!.. Нёбо?! ПОТОЛОК В ПОДВАЛЕ!.. Язык?.. Как КУЛАК торчит во рту. А дальше потемки дремучие!..»
Впечатление было таково, что после этого он сорок лет (!) при помощи специальных упражнений тренировался.

Этот выступ, нередко именуемый также кадыком, образуется пластинками щитовидного хряща. Переводчики монахи перевели этот термин неправильно, написав не pomum adam (выступ мужчины; с еврейского и с арабского адам – человек, мужчина), а pomum Adami, то есть выступ Адама. Отсюда и возникла соответствующая легенда о том. что первочеловек, гуляя по райскому саду, сорвал запретное яблоко и начал его есть. В это время бог спросил его: «Адам, где ты?» Тот ужасно испугался и поперхнулся, яблоко остановилось как раз на уровне хрящевой гортани.

У ряда животных в пределах полового органа имеется кость. Она-то и облегчает введение головки полового члена волка, тигра. В особенности она развита у моржей, в связи с чем даже используется в некоторых скандинавских странах как материал для изготовления этажерок. У единичных мужчин, сведения о которых попали в научную литературу, эта кость достигает длины 4-5 см. Ее появление – редчайший результат окостенения мягких тканей в толще члена.

Значительная часть эмоциональных и физиологических свойств объяснялась мистическим преобладанием матки, вообще половых органов, нарушающих «равновесие в организме», отвлекающих от мозга необходимую ему энергию. В результате всего этого женщина низводилась до «узника своей репродуктивной системы». Платон не сомневался, что «у женщин та их часть, что именуется маткой, или утробой, есть не что иное, как поселившийся внутри них зверь, исполненный детородного вожделения». Конечно, не зверь. Единственная аналогия по внешнему виду – лишь с летучей мышью, большие крылья которой вкупе с тельцем действительно напоминают тело матки и расположенные по бокам ее связки, которые придают этому весьма подвижному в пределах малого таза органу вполне определенное положение. Поэтому матка и не очень сильно смещается к стенкам таза, что хорошо – плод не бьется о твердые ткани, а таз защищает ее от внешних влияний.

Как известно, вслед за ребенком происходит рождение плаценты, или детского места, этого своеобразного органа, нужного для дыхания (газообмена) лишь плоду: в его печень пупочная вена доставляет кровь, до 80 процентов насыщенную кислородом, так что не стоит особенно удивляться образным дефинициям древних, считавших плаценту «маточной печенью» и «маточными легкими». Раньше этому «брату или сестре ребенка» («близнецу») - органу, якобы обладающему собственными чувствами, желаниями и волей, приписывались магические свойства. В числе египетской придворной знати обязательно был человек, носивший высокий титул «вскрывателя царской плаценты». Знамя с ее изображением несли не сзади, а впереди самого фараона.

(Старые китайские врачи) были убеждены, что у самых мудрых людей в сердце семь канальцев, у просто мудрых – пять, у менее мудрых – три, у обыкновенных людей – два, а у дураков – всего один. Именно у последних, опять-таки по их данным, крови в сердце притекает немного, поэтому-то такие люди глупы, трусливы и забывчивы. (...) Каждый интересующийся количеством отверстий в камерах сердца может заглянуть для справки в любой учебник. В XI веке до нашей эры это было сделать несколько затруднительно, поэтому последний государь из китайской династии Инь вышел из положения, будто бы вскрыв своего министра Би Ганя. Любопытствующего монарха в особенности интересовало, доходит ли до семи число отверстий в сердце у человека, занимавшего столь высокое положение в государстве.

В 1929 году немецкий врач В.Форссман, удостоенный через 27 лет звания лауреата Нобелевской премии, рискнул на чрезвычайно смелый эксперимент. Он ввел катетер в собственное сердце! Вначале были опыты на трупе, изучение анатомии вен и их клапанов, а затем уже на самом себе. Первая попытка до конца не удалась. Когда хорошо смазанный катетер оказался продвинутым через локтевую вену правой руки на 35 сантиметров, испугался... помощник. Через неделю пришлось введение повторить, но уже через левую руку. Медицинская сестра держала зеркало перед рентгеновским экраном, а врач стоя продвигал зонд, пока тот не достиг правого предсердия. Если Стендаль полушутливо называл себя «наблюдателем человеческих сердец», добавим – чужих, то Форссман, известность которого уступает популярности французского писателя, явно переносный смысл сделал вполне конкретным. После него уже все врачи ввели в клиническую практику катетеризацию сердца как важное диагностическое средство.

Попадающие из костного мозга в кровь так называемые стволовые (см.ниже) клетки заходят частично в эту железу, где из них образуются иммунокомпетентные Т-лимфоциты (Т – означает принадлежность к тимусу, этакое своеобразное клеймо изготовителя). Эти клетки, справедливо называемые убийцами, и кидаются на любое инородное для данного организма тело. Цель: отторгнуть его или переварить, но не допустить генетического сбоя у своего хозяина.

По воззрениям косской школы врачей, возникшей около двух с половиной тысяч лет тому назад, одной из стихий организма человека является «черная» желчь. Вырабатывает ее якобы селезенка, сообщающая человеку мрачный вид. Мнение это испокон веков сохранялось у разных народов. Кстати, А.Дюрер, нередко страдавший меланхолией, нарисовал как-то себя обнаженным, а участок живота закрасил. И пояснил: «Там, где желтое пятно и куда указывает мой палец, там у меня болит». «Там» - соответствует месту расположения селезенки.

Пот удаляет из организма тепло (для этой же цели мы еще стараемся и учащенно дышать, а также плеваться). Кроме того, он защищает кожу, оттого она и эластична. Причем, как было выяснено японским физиологом Яс Куно, ладони и подошвы потеют в ответ на психическое и сенсорное раздражение; их потовые железы не реагируют на термические агенты. Подмышечные впадины и, возможно, лоб откликаются и на психические, и на термические влияния. Вся же остальная поверхность тела – лишь на термические воздействия. То, что каждый из нас пахнет индивидуально, известно всем. Эта потовая неповторимость связана не только с несколько различным сочетанием валериановой, капроновой, каприловой, масляной и других кислот, но и с особенностями обмена веществ и интенсивностью трудовой деятельности. Образующийся пот всегда стерилен, однако он быстро начинает разлагаться бактериями (их ассортимент также индивидуален), что и вызывает испарение пахучих веществ типа метанола, ацетальдегида, ацетона, уксусной кислоты и др. Всего же с поверхности кожи выделяется до 270 химических веществ.

У одних народов всякая растительность на лице (не только борода, но и брови) считалась излишней. К примеру. на некоторых Меланезийских островах бороду выдергивали по волоску согласно постулату: «Для волосатого человека нет жены!», а в основе подобной акции у индейцев в Парагвае лежало благое пожелание не походить на лошадей. Но эту же бороду почитали, целовали, ею клялись, ее предлагали в залог, запрещали носить рабам. В средние века борода вообще была своеобразной вывеской социальной принадлежности: военные и патриции бороды носили, крестьяне и ученые – ни в коем случае. Петр Первый подошел к делу иначе. Хочешь иметь бороду – плати. Причем прейскурант различен: царедворцам и дворянам она обходилась в 60 рублей, а с ямщиков, посадских и прочих брали по 30. Дабы не путать заплативших от уклоняющихся, указано было с 1705 года выдавать им для ношения специальные знаки. Дело, конечно, не в простом бородоненавистничестве царя, а в его стремлении сделать Россию более светской, современной, европейской. Александр Македонский был против бород по другому, но тоже «солидному» поводу. Знаменитому полководцу просто надоело, что его солдат за них хватали враги. Вот он и ввел бритье как обязательное.

В древности вид мозга не вызывал каких-нибудь положительных эмоций. Эта желеобразная бледная масса (обычно обескровленная у трупа) не внушала уважения. Ее не пытались даже сохранить при бальзамировании. Отсюда и возникло предположение о мозге как о несущественном органе, студенистом веществе, нужном лишь затем, чтобы охлаждать кровь.

А как же правое полушарие? Ряд лет его функции оставались непонятными, а кое-кто вообще даже не признавал за ним, таким «немым», «неграмотным», «субдоминантным», «восточным», «рудиментарным», «малым» и даже «глупым», осуществление каких-либо сложных реакций. В настоящее время оно полностью реабилитировано. Благодаря ему мы не просто ориентируемся в пространстве, а тонко учитываем все изменения во внешней среде, правильно определяем взаимное расположение частей нашего тела. Функция правых долей мозга обеспечивает целостность зрительного восприятия, образуя память. С их помощью мы не только воспринимаем музыку, но и поем, а те, кто умеет – и играют на музыкальных инструментах.

Все наши претензии в этом отношении надо адресовать к истокам эволюции. Именно тогда природа медленно убрала или недодала нам не нужные для выживания вида качества: реагировать, как термиты, на магнитное поле, не ощущать электрическое поле, радиоактивность. Мы не в состоянии, как кошки, определять рентгеновские лучи, как пчелы и муравьи – ультрафиолетовые, как некоторые виды змей, кальмары и тараканы – инфракрасные. У нас нет, как у рыб, боковой линии (она воспринимает направление и скорость движения воды, служит для ориентации), поэтому мы не реагируем на инфразвуковые сигналы. Не «доходит» до нас и ультразвуковая эхолокация, в связи с чем мы не в состоянии ориентироваться в полной темноте, как летучие мыши. Все это мы не воспринимаем. Зато наслаждаемся книгами, музыкой, любуемся картинами. Прав поэтому Ф.Энгельс в том, что «орел видит значительно дальше, чем человек, но человеческий глаз замечает в вещах значительно больше».

Как и всякое иное таинственное отверстие, зрачок всегда манил. Заглядывавшим в него виделось иногда миниатюрное изображение того, кто этим интересовался. Все это закрепилось в латинском названии зрачка pupilla от слова pupa – маленькая девочка, куколка.

Смотрим мы двумя расположенными в одной плоскости глазами, соответственно имеем два зрительных поля, которые в мозге и накладываются друг на друга. Благодаря этому мир постигается нами трехмерным. Весьма сложны движения глазных яблок, не могущих быть в покое. Правда, эти так называемые саккадические движения, вызывающие образы, не отражаются на целостном восприятии. Мы способны, как рукой, указывать глазами на предметы, а при желании даже «стрелять» или «похищать» ими. Б.Слуцкий описал такую палитру взгляда:
... Все умел: и глядеть, и заглядывать,
видеть, даже предвидеть, глазами мерцать.
всматриваться, осматриваться, взором
охватывать горизонт.
Все умел...

Та полужидкая, вязкая по консистенции субстанция, которую мы периодически оставляем на носовых платках, носит вполне научное назначение – «обонятельная слизь». Ее вырабатывают находящиеся в выстилающей полости носа специальные железки. Именно они. а не мозг, как считали раньше некоторые анатомы, описывавшие проникновение «харкотины» через решетчатую и клиновидную кости черепа. Носовая слизь расценивалась ими как «густые излишки мозга». Кстати, поэтому и гипофиз в старых русских анатомических учебниках именовался «мокротной» или «харкотинной» железой.

С.С.Юдин, став уже знаменитым хирургом, вспоминает о начале своей деятельности: «... вылущивая большие пакеты туберкулезных желез на шее 17-летней крестьянской девушки, я, во-первых, поранил яремную вену и чуть не потерял больную от кровотечения (не умея зашить вену, которая то кровила рекой, то при вдохах пропадала из виду и тонула в лужах крови), а расширяя в отчаянии рану кверху, повредил ramus marginalis mandibulae лицевого нерва и тем скосоротил ей физиономию». Но далеко не все пишут мемуары, а те, кто это делает, так не исповедуются. Отличие врача от иных специалистов с высшим образованием состоит в том, что он не может позволить себе лезть в справочник во время операции, при необходимости должен оказать экстренную помощь в необычных ситуациях. Хочется ему или нет, но приходится держать в голове массу сведений.

В некоторых старых руководствах в качестве антитезы приводили мнение одного немецкого хирурга о том, что знание анатомии делает врача боязливым и парализует его возможность распоряжаться вооруженною рукою в человеческом теле. А известный в свое время врач Г.Шталь на рубеже 17 и 18 веков декларировал, что «знание анатомии не только не полезно, но даже вредно, так как ум, затемненный бесполезными знаниями, не может трезво смотреть на дело». Не удивительно поэтому свидетельство чешского анатома И.Гиртля, видевшего каких-нибудь сто лет назад хирургов, головы которых, как он писал, содержали не более знаний по анатомии, чем головы мясников. Современник Н.И.Пирогова хирург Руст не стыдился выдать на лекции следующее: «Я забыл, как называются эти две кости стопы: одна выпуклая, как кулак, а другая вогнутая в суставе...» Кое-кто пошел по еще более легкому пути и приглашал в операционную анатома. Не случаен поэтому провозглашенный порочный принцип поведения: мягкие части – режь, твердые – пили, а где брызжет кровь – перевязывай.

Анатомия не чувствует груза веков, она не молодящаяся и девальвированная старуха, вспоминающая о давно прошедших победах. Другое дело, что в анатомии уже есть многое, фундаментально устоявшееся, но часто требующее расшифровки, выяснения принципов взаимосвязи на всех уровнях и отсеивания приблизительного. Есть и вообще неразгаданное, удивительное.